Как они его любят, а?

Жители Иерусалима дивились столь пышной процессии и спрашивали:

– Кто сей?

– Иисус, пророк из Назарета Галилейского, – отвечали мы.

Как и следовало ожидать, в храме Иисус устроил настоящий погром, разогнав покупателей и продавцов. Грохотали опрокинутые столы менял, звенела по камням мелочь, клокотали испуганные голуби, а среди всего этого бедлама возвышался Иисус и кричал, грозно подняв сжатый кулак:

– Написано: дом мой домом молитвы наречется! А вы сделали его вертепом разбойников!

Набившийся в здание храма люд уделял значительно больше внимания раскатившимся по полу монетам, кое-кто из апостолов, как я успел заметить, тоже соблазнился.

Ночевали мы в Вифании. Отойдя по естественной надобности за кусты, я неожиданно натолкнулся на Иисуса.

– Куда собрался на ночь, Иуда? – спросил он.

Сумерки скрадывали черты его лица, угадывалась только короткая бородка и поблескивающие глаза.

– Животом страдаю, Господи, – ответил я.

– Что, таблетки закончились? – насмешливо спросил Иисус. – Могу поделиться.

– Буду благодарен, – сказал я, стараясь держаться как можно более непринужденно.

Он запустил руку под одежду и, покопавшись там, положил мне в ладонь нечто маленькое и круглое. Капсула-шарик, видимо, какой-то антибиотик. Я сунул ее в рот и подождал, пока лекарство, пузырясь, растает под языком. Иисус молчал.

– Спасибо, – сказал я. – Чертова местная еда.

– Нужно было взять больший запас, – равнодушно сказал Иисус. – Как это сделал я. Так тебя прислали мне в помощь?

– Давай уточним вначале, кто тебя сюда отправил.

– Ватикан.

– Вот оно что! Как интересно получается: значит, Патриарх ничего не знал о том, что Папа послал сюда своего человека. И так всегда: не знает правая рука, что творит левая.

– А меня – Москва. Проследить, чтобы все произошло так, как должно произойти… Могу тебя обрадовать – тут шляется агент АК, а может быть, и двое.

– Я подозревал, – кивнул Иисус. – Петр и Андрей?

– Думаю, да.

– Попробуем направить их усилия в нужное русло… Кстати, меня зовут Дэвид. Или Давид. Давид Мейер.

– Олег. Олег Дивонис.

– Еврей?

– Ну неужели Москва послала бы в Иудею русского?

– Москва способна на всякое. – Он коротко рассмеялся. – Надо полагать, ты отбываешь после распятия?

– Согласно Библии, я должен повеситься. Вешаться я, само собой, не собираюсь, но должен еще присмотреть, чтобы все было в порядке с воскресением… Кстати, что ты там придумал на сей счет?

– Все продумано: перед казнью я приму биоконсервант, очень большую дозу, спокойно умру на кресте, а потом, через три дня, заработает вшитый вот сюда, – он похлопал себя по животу, – регенератор Прайори, который восстановит нормальную жизнедеятельность. Как видишь, Ватикан не поскупился.

– А если что-то пойдет не так?

– Я сижу здесь уже очень много лет. И годы не прошли для меня даром. Знаешь, ведь никто не мог знать, что я – человек. Постепенно я и сам начал верить, что я – сын божий. И Ватикан действовал, направляемый рукой господа нашего, когда посылал меня… Ведь не сказано, из какого времени должен прийти мессия, так отчего же не из будущего? Как ты думаешь, русский?

Ничего удивительного, я и сам бы сошел с ума, сиди здесь столько лет. Исцеления, пусть и при помощи лекарств грядущего, чудеса, толпы верующих. Он почувствовал себя сыном божьим.

– А что если он и есть сын божий? Ведь в самом деле… Мессия, пришедший из будущего…

– Хорошо, пусть все идет как идет.

– Да, хотел спросить, – вспомнил я. – Если ты из Ватикана, откуда знаешь песню Бернеса?

– Я родился и вырос в Калуге, – коротко ответил Иисус-Давид.

– Ясно… Ну, и что мы будем делать?

– Ты же знаешь евангельский текст, вот и делай свое дело. А я буду делать свое.

* * *

– Вы знаете, что через два дня будет пасха и сын человеческий предан будет на распятие, – напомнил Иисус апостолам.

В эти дни, насколько я помнил, иерусалимские первосвященники, книжники и старейшины собрались у Каиафы, где судили и рядили, как взять Иисуса хитростью и убить его. Стало быть, мой выход. Оставив ящик с казной на попечение Матфея, я сослался на живот и сказал, что пойду в город поискать лекаря.

– Что же ты не обратишься к Господу? – недоуменно спросил Матфей. – Он исцелил бы тебя мановением руки.

– Зачем утомлять Господа в том, от чего есть средства простые? Я скоро вернусь, а если кто спросит, куда пошел Иуда, так и скажи: в Иерусалим к лекарю.

Найти двор Каиафы оказалось несложно – я спросил дорогу у попавшегося на пути гончара, подкрепив вопрос монеткой. Стражник дома первосвященника довольно грубо остановил меня, но я поведал, что являюсь одним из учеников пресловутого Иисуса и имею что сказать почтенному Каиафе. Тогда меня препроводили в его покои, где Каиафа сидел в окружении своей шайки.

Первосвященник был стар и толст. Ноги его, украшенные синими варикозными венами, возлежали на скамеечке, а сам Каиафа сидел в огромном кресле и что-то прихлебывал из глиняной чашечки.

– Кто ты, что посмел явиться сюда? – вяло спросил он.

– Я – Иуда из Кериофа, ученик и казначей человека, прозванного Иисусом, царем Иудейским.

– И что ты хочешь сказать, Иуда?

– Что вы дадите мне, если я вам предам его?

Каиафа хмыкнул:

– Ты думаешь, что мы не обойдемся без твоих услуг? Завтра же я пошлю стражу, и она притащит Иисуса прямо сюда. Убирайся.

Так не пойдет, подумал я. Первосвященник рассуждает логично, но тогда зачем нужен я?

– Почтенный Каиафа, но остальные ученики скроют Иисуса, будет драка, возможно, ненужные жертвы. А я все проделаю тихо и быстро.

Каиафа поставил свою плошку и оглядел присутствующих, явно ожидая услышать их мнение. Какой-то долговязый книжник заметил:

– Он говорит дело, почтенный Каиафа.

– Да, так будет разумнее, – поддержал его степенный бородач. – Сколько ты просишь, ничтожный?

– О, тридцать сребреников, всего лишь тридцать сребреников, – забормотал я, кланяясь.

Кто-то фыркнул, Каиафа покачал головой:

– Недорого вы цените своего учителя… Что ж, будет по-твоему.

* * *

Моего отсутствия никто не заметил. Все готовились к седеру, еврейской пасхе, и в хлопотах визит Иуды в Иерусалим остался незамеченным. Когда же настал пасхальный вечер, все разлеглись за импровизированным столом, и уже в середине пиршества Иисус печально сказал:

– Истинно говорю вам, что один из вас предаст меня.

Я хотел возмутиться и сделать ему какой-либо знак, но вовремя вспомнил, что так оно и должно случиться. Апостолы же переполошились и стали спрашивать наперебой:

– Не я ли, Господи?

– Опустивший со мною руку в блюдо предаст меня, – уточнил Иисус, но в этот момент свои куски хлеба совали в мисочку с оливковым маслом как минимум пятеро, так что никакой конкретики не получилось.

– Впрочем, – продолжал Иисус, – сын человеческий идет, как писано о нем, но горе тому человеку, которым сын человеческий предается. Лучше было бы этому человеку не родиться.

Да уж… особенно после этого жирного ужина. Мой желудок бунтовал, но тут как раз подошла моя очередь:

– Не я ли, Равви?

– Ты сказал, – ответил с улыбкой Давид Мейер, посланный Ватиканом.

По счастью, никто этих слов не слышал, а кто и слышал, тот не понял.

Завершив трапезу преломлением хлеба и словами «Приимите, ядите: сие есть тело мое и кровь моя», Иисус удалился на Елеонскую гору. За ним потащились и мы, хотя меня жутко пучило и к горлу подступало жгуче-горькое. Надо бы попросить у Давида таблеточку, но как это сделаешь…

А сейчас получит свое Петр.

– Все вы соблазнитесь о мне в эту ночь, ибо написано: поражу пастыря, и рассеются овцы стада… По воскресении же Моем предварю вас в Галилее, – сказал Иисус.

Петр торопливо выступил вперед и заявил:

– Если и все соблазнятся о тебе, я никогда не соблазнюсь.

– Истинно говорю тебе, что в эту ночь, прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от меня.

– Хотя бы надлежало мне и умереть с тобою, не отрекусь от тебя! – повторил Петр, вслед за ним загалдели и остальные.

Я стоял, скрючившись, и прикидывал, говорит это Петр потому, что так написано в Евангелии, или же затем, чтобы отвести от себя подозрения в работе на АК? Скорее второе, вряд ли агент АК будет следовать писанию. Совсем я запутался, вот что… Когда если и буду писать отчет, придется ведь голову поломать.

В Гефсиманский сад меня не взяли, как и следовало ожидать. Давид Мейер был последователен. Перед уходом он подозвал меня и сказал шепотом:

– Сейчас все зависит от тебя, Олег. Я буду ждать. Кстати, я тут вспомнил твою фамилию, – тебе не приходилось играть в футбол? За клубы высшей лиги?

– Да, в основном составе «Архангела Гавриила», но всего два сезона. Мне было девятнадцать…

– Точно! Я помню, как вы разделали «Боруссию»! Тебя еще удалили на предпоследней минуте.

– Судья придрался, я защитника не трогал! – вскинулся я.

– А никто и не спорит, – согласно поднял руки Иисус. – Короче, мир тесен… Я на восточной трибуне сидел. Ну, давай, я пошел.

– Ни пуха, – пожелал я.

Уладив кое-как желудочно-кишечные проблемы и напившись воды, чтобы унять изжогу, я заторопился в условленное место, где уже ждали меня стражники Каиафы.

– Что-то ты долго, – проворчал толстяк первосвященник.

Опергруппу он собрал приличную, одних бойцов человек тридцать да еще десятка два чиновного люда.

– Я ждал, почтенный Каиафа, пока Иисус удалится с учениками в Гефсиманский сад, – пояснил я.

– И сколько их с ним? – спросил сотник. – Кто представляет наибольшую опасность?

Сразу видно профессионала. Я проникся невольным уважением к этому ветерану, покрытому рублеными и резаными шрамами, и доложил:

– С ним трое, из которых только Петр, он же Симон, имеет при себе меч и хорошо им владеет. Скажу также, что и с голыми руками он может одолеть нескольких солдат.

– Это я уже добавил от себя, но лучше пересолить – вряд ли АК направил сюда человека, не снабдив его хотя бы базовыми знаниями рукопашного боя.

– Каков условный знак?

– Кого я поцелую, тот и есть Иисус, тотчас хватайте его.

– А без этого нельзя? – поморщился сотник. – Мужики же…

– Пускай целует, – сказал нетерпеливый Каиафа. – Пойдемте, что ли, а то что-то прохладно становится.

Гефсиманский сад был мал и запущен, потому Иисуса-Давида мы нашли сразу – в компании троих апостолов он любовался звездами. Я бросился к нему, проскочив мимо растопырившего руки Петра, и завопил:

– Радуйся, Равви!

И чмокнул его в щетинистую щеку.

– Друг, для чего ты пришел? – с деланым удивлением спросил Давид, но его уже скрутили стражники.

Петр оказался дураком и фанатиком. Выхватив меч, он бросился на охрану и с первого удара отрубил одному из рабов ухо. Часть тела, бешено вертясь и разбрызгивая кровь, улетела куда-то в заросли, а раб уселся прямо в пыль и завопил.

– Так их! Давай, давай! – заорал Иаков, прячась за брата. По тексту далее следовала реплика Иисуса, и он тут же ее выдал:

– Возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут! Или думаешь, что я не могу теперь умолить отца моего? И он представит мне более нежели двенадцать легионов ангелов.

Услыхав про двенадцать легионов, стражники и первосвященники принялись вертеть головами, но ангелы не появлялись.