– Как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями взять меня, – сетовал Иисус, пока его волокли к выходу из сада. – Каждый день с вами сидел я, уча в храме, и вы не брали меня.

– Не брали, стало быть, не нужно было, – разумно отвечал сотник.

Мимо меня провели раба с окровавленной головой, замотанной тряпками, следом солдат торжественно пронес отрубленное ухо, держа его двумя пальцами.

Я огляделся – все ученики куда-то скрылись, только забытый всеми Петр топтался поодаль да выглядывал из-за кипариса Матфей.

Один из первосвященников подошел ко мне и протянул небольшой полотняный мешочек.

– Твоя награда, – сказал он брезгливо. – Теперь убирайся.

– Премного благодарен, – ответил я.

Иисуса повели в дом Каиафы, за ним крадучись последовал Петр, а за Петром – я. Наверное, Петр пытался совершить еще какие-то каверзы, потому как предыдущие у него не получились. Настырный тип.

Интересно, а где Андрей? Готовит капсулу хроно-коптера? Все же АК мог прислать кого-то поумнее, чем эти двое клоунов.

В сам дом войти я не решился и остался во дворе, затаившись за колонной. К Петру тем временем подошла женщина с глиняным кувшином, наверное, служанка, и сказала:

– Послушай, а не ты был с Иисусом Галилеянином?

– Не знаю, что ты говоришь, – буркнул Петр и отвернулся.

Повертевшись еще немного по двору и решив, очевидно, что здесь становится опасно, он направился к выходу. Но когда он выходил за ворота, его увидела другая служанка и сказала торчавшим там в ожидании приказаний солдатам:

– И этот был с Иисусом Назореем.

– Да, по-моему, это он отрубил ухо этому придурку Малху, – согласился один из солдат.

Другой крикнул:

– Эй, борода! Ну-ка подойди сюда!

Петр робко подошел.

– Ты спутник человека, что зовет себя Иисусом Назореем? – строго спросил солдат.

Петр замотал головой:

– Я лишь вчера вечером прибыл из Тивериады и никого здесь не знаю, уважаемый.

– Что-то знакома мне твоя рожа… – проворчал солдат и толкнул Петра в спину.

Трусливый тип этот Петр. Неужели в сусеках АК не нашлось кого-то попрофессиональнее? Я бы на его месте прирезал Иисуса еще до посещения Назарета. Конечно, это не стопроцентная гарантия, но…

Апостол-агент поспешил убраться, а незамеченный мною ранее Матфей выскользнул из-за угла и побежал за ним. Поистине, в нем умирал великий репортер…

* * *

Происходящее в доме Каиафы оставалось для меня тайной, и я лишь надеялся, что там все идет так, как надо. В фанатичном Давиде Мейере я был уверен. Нужно потом намекнуть Патриарху, что неплохо бы черкнуть благодарственное письмо в Ватикан, ребята Папы все же постарались на славу. Если, конечно, не случится никаких эксцессов.

Мне предстояло еще одно дело, которое я готов был выполнить с удовольствием. Роль предателя мне мало нравилась, а в следующем действии Иуда как раз должен несколько реабилитироваться.

С аппетитом позавтракав, я снова направился к Каиафе. У входа мне встретился бородатый первосвященник, который недовольным тоном спросил:

– Что тебе тут надо?

– Я хотел бы переговорить с Каиафой.

– Нужен ты ему… Говори, что тебе?

Скорчив постную рожу, я промямлил:

– Согрешил я, предав кровь невинную! Первосвященник пожал плечами:

– Что нам до того? Смотри сам.

Тогда я гордо бросил сребреники ему под ноги, повернулся и пошел прочь. Оглянувшись на углу, я увидел, что первосвященник встал на колени и собирает монетки.

Место временного обитания апостолов пустовало, только Матфей сидел, скрестив ноги, и конспектировал давешние события. Я подошел и схватил его за шиворот.

– Иуда?! – испуганно воскликнул Матфей. – Что ты хочешь от меня?

– Успокойся и слушай, – сказал я. – Только что я вернул первосвященникам деньги, сказав им: «Согрешил я, предав кровь невинную!» Запомнил?

– Запомнил…

– Не забудь. Вот тебе за труды. Могу сказать в утешение, что труды твои переживут тебя на века и тысячелетия. Доволен?

С этими словами я оставил его и удалился.

По какому-то из Евангелий я обязан был повеситься, но никак не мог вспомнить, по какому именно. В последнее время я привык ориентироваться на мемуары Матфея, а у него, кажется, про повешение ничего и не значилось. Ладно, сами разберутся. Теперь меня интересовало, как сработает Давид Мейер. Судя по всему, сейчас он должен присутствовать на допросе у Пилата, который чуть позже спросит у народа, кого простить – Иисуса или Вар-Раввана, местного борца против римского владычества. Возможно, я кощунствую, но не забывайте, что я не монах и не священник, а лишь скромный сотрудник службы безопасности, и партизан Вар-Равван был мне как-то ближе, нежели демагог Иисус. Народ Иудеи, судя по всему, думал так же. Поэтому я сменил одежду, благо казна осталась у меня, хорошенько отдохнул, а к положенному времени отправился на Голгофу, затерявшись в спешащей туда толпе любопытных.

Компания для распятия подобралась Иисусу еще та – два разбойника, один из которых сплошь зарос бурой шерстью, а второй напоминал одного моего знакомого кикбоксера, которому три раза ломали нос. Распяли всех троих быстро и сноровисто, после чего солдаты отошли в сторонку, а специально нанятые то ли первосвященниками, то или самим Иисусом (хитроумный Давид Мейер мог предусмотреть и такое) граждане нестройно кричали:

– Эй, разрушающий храм и в три дня созидающий! Ну-ка, спаси себя самого! Если ты сын божий, сойди-ка с креста, а мы посмотрим!

Судя по дрожащим губам Давида, не вся его фармацея работала так, как должно. Будет обидно, если он и в самом деле преставится, подумал я. Как тогда быть с воскресением? Опять платить Матфею? Или придумать какой-нибудь фокус с переодеванием?

Постепенно толпе наскучило смотреть на болтавшегося на кресте Иисуса. Я их понимал – развлечение здесь популярное, особенным разнообразием не отличается, так что торчать несколько часов в ожидании непонятно чего не каждый станет.

Наконец наступила развязка. Завопив: «Боже мой, боже мой, для чего ты меня оставил?» – Давид Мейер испустил дух.

Вернее, притворился, что испустил дух.

А может, и в самом деле испустил дух – хитрая машинка Прайори может поддерживать жизнь в практически мертвом теле часов шесть, так что Мейер покамест не слишком рисковал.

Потыкав его для верности копьем, один из солдат повернулся к толпе и крикнул:

– Готов!

* * *

Рискуя быть узнанным, я крутился поблизости и ждал появления Иосифа из Аримафеи. Этот господин очень почитал Иисуса и должен был явиться к Пилату и просить отдать тело. Так и произошло – в сопровождении двух солдат он появился у креста, тучный человек с физиономией неудачника, облаченный в очень богатые одежды. Я даже охнул. Кто бы мог подумать…

При помощи все тех же солдат, которым он, скорее всего, хорошо заплатил, Иосиф снял Иисуса с креста, отнес в специально высеченный в скале гротик, привалил вход большим камнем и удалился.

Я последовал за ним, благо Иосиф теперь шел без сопровождения.

– Почтенный! – окликнул я его, когда мы оказались совершенно одни на узкой улочке.

Иосиф испуганно оглянулся.

– Почтенный, меня зовут Иуда из Кериофа.

– Поди прочь, мерзкий предатель! – крикнул Иосиф.

– Прекратите шуметь, – поморщился я. – Я вас узнал. Кардинал Делла Росса, так ведь?

– Что за… Что такое? – Иосиф наклонил голову набок и сделался похожим на удивленного щенка французского бульдога. – Откуда…

– Я специальный агент Русской Православной Церкви, – сказал я, подходя ближе.

– Похоже, вы не шутите. Так Иуда – это…

– Да, это я. Посланный Патриархом Московским и всея Руси для контроля за ситуацией. А вы…

– Я резидент Ватикана. На мне лежит воскресение, и я полагаю, что работы прибавится. Он умер.

– А что, разве не должен был?

– Вы не понимаете. Давид Мейер умер. Он – труп.

– Вы хотите сказать, что он умер… э-э… навсегда?

– Именно.

– Кардинал, я не совсем понимаю. Мы с ним обсуждали вопрос воскрешения, и вроде бы Мейер имел стройный план…

– Этот поганый ублюдок сошел с ума! – прошипел кардинал с искаженным лицом. – Сбрендил! Рехнулся! Здесь никто не знал, что он – человек, и Мейер сам уверовал в свое божественное происхождение и, следовательно, в воскрешение! Я был противником его отправки, но не смог ничего сделать. Они говорили: «большой знаток обычаев и нравов», «щепетильный богослов»… И вот этот богослов валяется там мертвой тушей, а я не знаю, что теперь делать! Когда я проверил показания, я едва не поседел – он каким-то образом отключил регенератор и даже не принимал необходимые лекарства! Что же, нам теперь надеяться на господа, которого нет?!

– Вы… вы уверены? – уточнил я.

– Молодой человек, вряд ли есть вещи, в которых я уверен более, нежели в этой, – сказал Иосиф. – Я не представляю, что там случится по возвращении… Если мы ничего не придумаем.

– Можно подкупить евангелистов, – предложил я. Мы медленно двинулись по улице. – С Матфеем у меня доверительные отношения…

– Один Матфей ничего не решает. Есть масса других апокрифов, а сколько текстов, не признанных апокрифическими! Мы не можем все предусмотреть. Религия пала, молодой человек, религия пала…

Оставалось утопить горе в вине, что мы практически тут же и сделали.

* * *

Мы пошли к месту упокоения тела Христова лишь потому, что нам некуда было идти. Я вел под руку кардинала-Иосифа, которого с утра неимоверно рвало и мутило. Все же местное вино – отстой и мастдай. Кардинал стонал и изредка порывался идти сам, но тут же падал.

У могилы нас встретило не так уж много людей – я узнал мать Зеведеев, нескольких апостолов, в том числе и злонамеренных Петра с Андреем; последние стояли с выжидающим видом, но на хитрых мордах их было написано: «Теперь-то мы победили».

Они и впрямь победили, пусть и не своими руками. Люди постоят-постоят у заваленного камнем входа да и разойдутся, а Давид Мейер будет гнить себе, обернутый плащаницей…

Но что это?

Они откатывают камень!

Они входят внутрь и выносят спеленутого мертвеца!

Они освобождают его от пут, и, осененный ярким светом небесным, Иисус поднимается, открывает глаза…

Он воскрес!

Он действительно воскрес!!

Я упал на колени, а рядом бухнулся кардинал, кричавший в голос:

– Господи! Прости, ибо грешен! Прости деяния мои, не ведал, что творю, но веровал, что направляем рукою твоей!

А он воскрес и возносился все выше и выше: Давид Мейер, человек из будущего, которого все считали Богом, и Бог, о котором никто не мог подумать, что он – человек.

* * *

Интересно, как Мейер все-таки надул старика кардинала с регенератором и лекарствами?

А спрятать громоздкий гравипояс «Икар» и подавно нужно уметь, если только у него не было кого-то еще среди апостолов, кто проник в могилу ночью и принес все необходимое, а также произвел реанимационные мероприятия.

Кишат они здесь, вот что я вам скажу.

И все это я обязательно отражу в отчете, вот только дождусь, пока мой психотерапевт меня выпустит из этой комнаты с мягкими стенами. Здесь уютно, но Патриарх ведь обещал мне нечто большее.

Вы же не думаете, что они меня обманут – эти милые люди, посвятившие всю свою жизнь служению Господу?